Неточные совпадения
— У нас, ваше высокородие, при предместнике вашем, кокотки завелись, так у них
в народном
театре как
есть настоящий ток устроен-с. Каждый вечер собираются-с, свищут-с, ногами перебирают-с…
Во французском
театре, которого он застал последний акт, и потом у Татар за шампанским Степан Аркадьич отдышался немножко на свойственном ему воздухе. Но всё-таки
в этот вечер ему
было очень не по себе.
Из
театра Степан Аркадьич заехал
в Охотный ряд, сам выбрал рыбу и спаржу к обеду и
в 12 часов
был уже у Дюссо, где ему нужно
было быть у троих, как на его счастье, стоявших
в одной гостинице: у Левина, остановившегося тут и недавно приехавшего из-за границы, у нового своего начальника, только что поступившего на это высшее место и ревизовавшего Москву, и у зятя Каренина, чтобы его непременно привезти обедать.
Неприятнее всего
была та первая минута, когда он, вернувшись из
театра, веселый и довольный, с огромною грушей для жены
в руке, не нашел жены
в гостиной; к удивлению, не нашел ее и
в кабинете и наконец увидал ее
в спальне с несчастною, открывшею всё, запиской
в руке.
Вронский поехал во Французский
театр, где ему действительно нужно
было видеть полкового командира, не пропускавшего ни одного представления во Французском
театре, с тем чтобы переговорить с ним о своем миротворстве, которое занимало и забавляло его уже третий день.
В деле этом
был замешан Петрицкий, которого он любил, и другой, недавно поступивший, славный малый, отличный товарищ, молодой князь Кедров. А главное, тут
были замешаны интересы полка.
Во время же игры Дарье Александровне
было невесело. Ей не нравилось продолжавшееся при этом игривое отношение между Васенькой Весловским и Анной и та общая ненатуральность больших, когда они одни, без детей, играют
в детскую игру. Но, чтобы не расстроить других и как-нибудь провести время, она, отдохнув, опять присоединилась к игре и притворилась, что ей весело. Весь этот день ей всё казалось, что она играет на
театре с лучшими, чем она, актерами и что ее плохая игра портит всё дело.
Анна не поехала
в этот раз ни к княгине Бетси Тверской, которая, узнав о ее приезде, звала ее вечером, ни
в театр, где нынче
была у нее ложа.
— Вот неразлучные, — прибавил Яшвин, насмешливо глядя на двух офицеров, которые выходили
в это время из комнаты. И он сел подле Вронского, согнув острыми углами свои слишком длинные по высоте стульев стегна и голени
в узких рейтузах. — Что ж ты вчера не заехал
в красненский
театр? — Нумерова совсем недурна
была. Где ты
был?
Попадались почти смытые дождем вывески с кренделями и сапогами, кое-где с нарисованными синими брюками и подписью какого-то Аршавского портного; где магазин с картузами, фуражками и надписью: «Иностранец Василий Федоров»; где нарисован
был бильярд с двумя игроками во фраках,
в какие одеваются у нас на
театрах гости, входящие
в последнем акте на сцену.
—
В театре одна актриса так, каналья,
пела, как канарейка!
— Да-с, — прибавил купец, — у Афанасия Васильевича при всех почтенных качествах непросветительности много. Если купец почтенный, так уж он не купец, он некоторым образом
есть уже негоциант. Я уж тогда должен себе взять и ложу
в театре, и дочь уж я за простого полковника — нет-с, не выдам: я за генерала, иначе я ее не выдам. Что мне полковник? Обед мне уж должен кондитер поставлять, а не то что кухарка…
— Вы не можете представить себе, что такое письма солдат
в деревню, письма деревни на фронт, — говорил он вполголоса, как бы сообщая секрет. Слушал его профессор-зоолог, угрюмый человек, смотревший на Елену хмурясь и с явным недоумением, точно он затруднялся определить ее место среди животных.
Были еще двое знакомых Самгину — лысый, чистенький старичок, с орденом и длинной поповской фамилией, и пышная томная дама, актриса
театра Суворина.
Дронов существовал для него только
в те часы, когда являлся пред ним и рассказывал о многообразных своих делах, о том, что выгодно купил и перепродал партию холста или книжной бумаги, он вообще покупал, продавал, а также устроил вместе с Ногайцевым
в каком-то мрачном подвале театрик «сатиры и юмора», — заглянув
в этот
театр, Самгин убедился, что юмор сведен
был к случаю с одним нотариусом, который на глазах своей жены обнаружил
в портфеле у себя панталоны какой-то дамы.
Самгин зашел
в ресторан,
поел, затем часа два просидел
в опереточном
театре, где
было скучно и бездарно.
Пили чай со сливками, с сухарями и, легко переходя с темы на тему, говорили о книгах,
театре, общих знакомых. Никонова сообщила: Любаша переведена из больницы
в камеру, ожидает, что ее скоро вышлют. Самгин заметил: о партийцах, о революционной работе она говорит сдержанно, неохотно.
После Ходынки и случая у манежа Самгин особенно избегал скопления людей, даже публика
в фойе
театров была неприятна ему; он инстинктивно держался ближе к дверям, а на улицах, видя толпу зрителей вокруг какого-то несчастия или скандала, брезгливо обходил людей стороной.
Она рассказала, что
в юности дядя Хрисанф
был политически скомпрометирован, это поссорило его с отцом, богатым помещиком, затем он
был корректором, суфлером, а после смерти отца затеял антрепризу
в провинции. Разорился и даже сидел
в тюрьме за долги. Потом режиссировал
в частных
театрах, женился на богатой вдове, она умерла, оставив все имущество Варваре, ее дочери. Теперь дядя Хрисанф живет с падчерицей, преподавая
в частной театральной школе декламацию.
После первого акта публика устроила Алине овацию, Варвара тоже неистово аплодировала, улыбаясь хмельными глазами; она стояла
в такой позе, как будто ей хотелось прыгнуть на сцену, где Алина, весело показывая зубы, усмехалась так, как будто все люди
в театре были ребятишками, которых она забавляла.
Захотелось сегодня же, сейчас уехать из Москвы.
Была оттепель, мостовые порыжели,
в сыроватом воздухе стоял запах конского навоза, дома как будто вспотели, голоса людей звучали ворчливо, и раздирал уши скрип полозьев по обнаженному булыжнику. Избегая разговоров с Варварой и встреч с ее друзьями, Самгин днем ходил по музеям, вечерами посещал
театры; наконец — книги и вещи
были упакованы
в заказанные ящики.
Пошли не
в ногу, торжественный мотив марша звучал нестройно, его заглушали рукоплескания и крики зрителей, они торчали
в окнах домов, точно
в ложах
театра, смотрели из дверей, из ворот. Самгин покорно и спокойно шагал
в хвосте демонстрации, потому что она направлялась
в сторону его улицы. Эта пестрая толпа молодых людей
была в его глазах так же несерьезна, как манифестация союзников. Но он невольно вздрогнул, когда красный язык знамени исчез за углом улицы и там его встретил свист, вой, рев.
— Большой, волосатый, рыжий, горластый, как дьякон, с бородой почти до пояса, с глазами быка и такой же силой, эдакое, знаешь, сказочное существо. Поссорится с отцом, старичком пудов на семь, свяжет его полотенцами, втащит по лестнице на крышу и, развязав, посадит верхом на конек. Пьянствовал, разумеется. Однако — умеренно. Там все
пьют, больше делать нечего. Из трех с лишком тысяч населения только пятеро
были в Томске и лишь один знал, что такое
театр, вот как!
— Перестань, а то глупостей наговоришь, стыдно
будет, — предупредила она, разглядывая крест. — Я не сержусь, понимаю: интересно! Девушка
в театрах петь готовилась, эстетикой баловалась и — вдруг выскочила замуж за какого-то купца, торгует церковной утварью. Тут, пожалуй, даже смешное
есть…
Он встретил ее
в первый же месяц жизни
в Москве, и, хотя эта девица
была не симпатична ему, он
был приятно удивлен радостью, которую она обнаружила, столкнувшись с ним
в фойе
театра.
В стремлении своем упрощать непонятное Клим Самгин через час убедил себя, что Лютов действительно человек жуликоватый и неудачно притворяется шутом. Все
в нем
было искусственно, во всем обнажалась деланность; особенно обличала это вычурная речь, насыщенная славянизмами, латинскими цитатами, злыми стихами Гейне, украшенная тем грубым юмором, которым щеголяют актеры провинциальных
театров, рассказывая анекдоты
в «дивертисментах».
В трех комнатах
было тесно и шумно, как
в фойе
театра во время антракта, но изредка, после длительных увещеваний хозяйки, одетой пестро и ярко, точно фазан, после криков: «Внимание! Силенциа!
— Побочный сын какого-то знатного лица, черт его… Служил
в таможенном ведомстве, лет пять тому назад получил огромное наследство. Меценат. За Тоськой ухаживает. Может
быть, денег даст на газету.
В театре познакомился с Тоськой, думал, она — из гулящих. Ногайцев тоже
в таможне служил, давно знает его. Ногайцев и привел его сюда, жулик. Кстати: ты ему, Ногайцеву, о газете — ни слова!
«
В этом
есть доля истины — слишком много пошлых мелочей вносят они
в жизнь. С меня довольно одной комнаты. Я — сыт сам собою и не нуждаюсь
в людях,
в приемах,
в болтовне о книгах,
театре. И я достаточно много видел всякой бессмыслицы, у меня
есть право не обращать внимания на нее. Уеду
в провинцию…»
Клим видел, что
в ней кипит детская радость жить, и хотя эта радость казалась ему наивной, но все-таки завидно
было уменье Сомовой любоваться людями, домами, картинами Третьяковской галереи, Кремлем,
театрами и вообще всем этим миром, о котором Варвара тоже с наивностью, но лукавой, рассказывала иное.
— Томилин инстинктом своим
в бога уперся, ну — он трус, рыжий боров. А я как-то задумался: по каким мотивам действую? Оказалось — по мотивам личной обиды на судьбу да — по молодечеству.
Есть такая теорийка:
театр для себя, вот я, должно
быть, и разыгрывал сам себя пред собою. Скучно. И — безответственно.
А через несколько минут он уже машинально соображал: «Бывшие люди», прославленные модным писателем и модным
театром, несут на кладбище тело потомка старинной дворянской фамилии, убитого солдатами бессильного, бездарного царя».
В этом
было нечто и злорадное, и возмущавшее.
Только два раза
в неделю посижу да пообедаю у генерала, а потом поедешь с визитами, где давно не
был; ну, а там… новая актриса, то на русском, то на французском
театре.
— Ты обедай у нас
в воскресенье,
в наш день, а потом хоть
в среду, один, — решила она. — А потом мы можем видеться
в театре: ты
будешь знать, когда мы едем, и тоже поезжай.
«Ах, скорей бы кончить да сидеть с ней рядом, не таскаться такую даль сюда! — думал он. — А то после такого лета да еще видеться урывками, украдкой, играть роль влюбленного мальчика… Правду сказать, я бы сегодня не поехал
в театр, если б уж
был женат: шестой раз слышу эту оперу…»
В Лондоне
в 1920 году, зимой, на углу Пикадилли и одного переулка, остановились двое хорошо одетых людей среднего возраста. Они только что покинули дорогой ресторан. Там они ужинали,
пили вино и шутили с артистками из Дрюриленского
театра.
— Граф Милари, ma chère amie, — сказал он, — grand musicien et le plus aimable garçon du monde. [моя милая… превосходный музыкант и любезнейший молодой человек (фр.).] Две недели здесь: ты видела его на бале у княгини? Извини, душа моя, я
был у графа: он не пустил
в театр.
Жизнь красавицы этого мира или «тряпичного царства», как называл его Райский, — мелкий, пестрый, вечно движущийся узор: визиты
в своем кругу,
театр, катанье, роскошные до безобразия завтраки и обеды до утра, и ночи, продолжающиеся до обеда. Забота одна — чтоб не
было остановок от пестроты.
Но
в Петербурге
есть ярко освещенные залы, музыка,
театр, клубы — о дожде забудешь; а здесь
есть скрип снастей, тусклый фонарь на гафеле да одни и те же лица, те же разговоры: зачем это не поехал я
в Шанхай!
В театрах видел я благородных леди: хороши, но чересчур чопорно одеты для маленького, дрянного
театра,
в котором показывали диораму восхождения на Монблан: все — декольте,
в белых мантильях, с цветами на голове, отчего немного походят на наших цыганок, когда последние являются на балюстраду
петь.
В тавернах,
в театрах — везде пристально смотрю, как и что делают, как веселятся,
едят,
пьют; слежу за мимикой, ловлю эти неуловимые звуки языка, которым волей-неволей должен объясняться с грехом пополам, благословляя судьбу, что когда-то учился ему: иначе хоть не заглядывай
в Англию.
Нехлюдов уехал бы
в тот же день вечером, но он обещал Mariette
быть у нее
в театре, и хотя он знал, что этого не надо
было делать, он всё-таки, кривя перед самим собой душой, поехал, считая себя обязанным данным словом.
— Ну, вы меня на смех не смейте подымать. Проповедник проповедником, а
театр —
театром. Для того, чтобы спастись, совсем не нужно сделать
в аршин лицо и всё плакать. Надо верить, и тогда
будет весело.
«Так же и та
в театре улыбнулась мне, когда я вошел, — думал он, — и тот же смысл
был в той и
в этой улыбке.
После же этих занятий считалось хорошим и важным, швыряя невидимо откуда-то получаемые деньги, сходиться
есть,
в особенности
пить,
в офицерских клубах или
в самых дорогих трактирах; потом
театры, балы, женщины, и потом опять езда на лошадях, маханье саблями, скаканье и опять швырянье денег и вино, карты, женщины.
Появление Половодова
в театре взволновало Привалова так, что он снова опьянел. Все, что происходило дальше,
было покрыто каким-то туманом. Он машинально смотрел на сцену, где актеры казались куклами, на партер, на ложи, на раек. К чему? зачем он здесь? Куда ему бежать от всей этой ужасающей человеческой нескладицы, бежать от самого себя? Он сознавал себя именно той жалкой единицей, которая служит только материалом
в какой-то сильной творческой руке.
— Аника Панкратыч, голубчик!.. — умолял Иван Яковлич, опускаясь перед Лепешкиным на колени. — Ей-богу, даже
в театр не загляну! Целую ночь сегодня
будем играть. У меня теперь голова свежая.
Когда
в губернском городе С. приезжие жаловались на скуку и однообразие жизни, то местные жители, как бы оправдываясь, говорили, что, напротив,
в С. очень хорошо, что
в С.
есть библиотека,
театр, клуб, бывают балы, что, наконец,
есть умные, интересные, приятные семьи, с которыми можно завести знакомства. И указывали на семью Туркиных как на самую образованную и талантливую.
Был даже раз
в театре, но молча и с неудовольствием воротился.
(Половой, длинный и сухопарый малый, лет двадцати, со сладким носовым тенором, уже успел мне сообщить, что их сиятельство, князь Н., ремонтер ***го полка, остановился у них
в трактире, что много других господ наехало, что по вечерам цыгане
поют и пана Твардовского дают на
театре, что кони, дескать,
в цене, — впрочем, хорошие приведены кони.)
И когда, сообразивши все приметы
в театре, решили, что, должно
быть, мать этой девушки не говорит по — французски, Жюли взяла с собою Сержа переводчиком.
— Милое дитя мое, — сказала Жюли, вошедши
в комнату Верочки: — ваша мать очень дурная женщина. Но чтобы мне знать, как говорить с вами, прошу вас, расскажите, как и зачем вы
были вчера
в театре? Я уже знаю все это от мужа, но из вашего рассказа я узнаю ваш характер. Не опасайтесь меня. — Выслушавши Верочку, она сказала: — Да, с вами можно говорить, вы имеете характер, — и
в самых осторожных, деликатных выражениях рассказала ей о вчерашнем пари; на это Верочка отвечала рассказом о предложении кататься.